Как же мы радовались нашим заокеанским «братьям», как открывались в простоте сердечной, угощали борщами и пельменями («oh, dumplings, perfect!»), восхищались их достижениями. О нет, не за джинсы или макдональдс, бери, брат, шире! Тут душа русская – нараспашку. Наконец, появилась возможность показать им, что «и мы, Хымко, люди»! А вовсе не варвары. Это, мол, сказки, которыми вас кормили.

И медведи у нас по улицам – глядите! – не ходят, и книжки умные мы читаем, и зубы по утрам чистим. Мы наивно верили, что они приехали нам помочь, привезли новые технологии, и мы готовы были учиться, и поделиться своими достижениями. Простодушно полагая, что всё это пойдёт на пользу обеим сторонам, и отныне страна наша рванёт развивать отрасль невиданными темпами.

Ну чисто дети. Это я из дня сегодняшнего – прокручиваю назад кино и пытаюсь разобраться, какую роль я и моя страна сыграли в нём, и кто был главным режиссёром.
Надо было прожить столько лет, чтобы понять, что они тогда пришли к нам брать наше как своё. Пришли как победители, повернув, наконец, колесо истории в свою пользу, забавляясь наивным порывом «этих странных туземцев» навстречу.

В начальственных кабинетах они водружали ноги на стол, подошвами в лицо, а мы первое время и это воспринимали как признак невероятной свободы. Их фемины снисходительно пытались подтянуть нас, дремучих русских женщин с небритыми ногами, до уровня «высшей цивилизации». Помню, наши девочки в курительных комнатах сокрушались: как жутко мы одичали за этим самым железным занавесом.

– А вот скажи: сколько у тебя пар туфель? – спрашивала Энн Уайт, худая, носатая американка, страшная, как последний день Помпеи.

– Ну две, – отвечала наша Маша, не понимая, в чём подвох. В начале девяностых для средней россиянки, только что потерпевшей крах страны, это было совсем неплохо. Одна пара – на каждый день, другая – «на выход».

Однако по офису наши девочки ходили примерно так, как их звёзды по красной дорожке. Прическа, макияж, маникюр, высокий каблук, тонкие чулки. Даром что Крайний Север, а за окном минус сорок: за шкафом сбросила с себя унты, гамаши, в туфельки скользнула – и поплыла лебедушкой.

Американцы просто млели, а фимейлы, благо, поначалу их было раз-два и обчёлся, пучили глаза и сторонились наших красавиц. Ещё бы: им сказали, что едут они в дремучую тьмутаракань, почти что на северный полюс. Вся экипировка: термобельё и комбинезоны унисекс с утеплением. Куда им до наших!

Энн Уайт возмущалась:
– High heels! In the office! Vulgar.

Но в следующий приезд привезла с собой чемодан одежды. Решила показать нам класс. Суровый модный приговор. На юбку всё-таки не отважилась, но к брюкам каждый день надевала новую блузку. И туфли-лодочки в пандан.

Как сейчас понимаю, это были самые дешёвые китайские туфли из кожзаменителя и одинаковые блузки разного цвета, приобретённые на распродаже. Но нам тогда, в начале 90-х, это всё казалось необыкновенной роскошью. И всё же луч света, пущенный Анькой Беловой, – так мы называли её между собой – не пробил тёмное царство, и наша женская половина продолжала красить губы и носить чулки и высокий каблук.

По части сильного пола американцам явно дали установку: русский мужик непременно должен быть свиреп, вонюч и волосат. Реальность сильно их удивила. Наш генеральный рассказывал, как он в первый свой визит в Америку появился на приёме в приличном европейском костюме и галстуке из натурального шёлка. Жёны членов Совета Директоров окружили его на банкете и – «вы позволите?» – трогали, щупали ткань, шумно вдыхали аромат французского парфюма и, переглядываясь, цокали языками. Их шокировала неожиданная импозантность «сибирского медведя».

Нечто вроде шока получали и мы от наших западных «партнёров». Когда мой американский шеф, начальник инженерного отдела, впервые позволил себе громкую послеобеденную отрыжку – прямо в офисе, в нашем присутствии, нарочито беспардонно, – я пулей вылетела из комнаты и расплакалась от унижения.

«Intercultural Relations» объяснил мне, что это в порядке вещей: ничего личного, естественные проявления человеческого организма. Как и шумный выброс газов в общем рабочем пространстве. Принять такую свободу самовыражения мне оказалось не по силам, и я при каждом подобном случае просто покидала комнату.

С первых дней сотрудники отдела «Intercultural Relations» принялись поднимать наш общий культурный уровень. Вначале ненавязчиво, потом с нажимом. Кроме всевозможных тренингов для обеих сторон, где нас знакомили с национальными и культурными особенностями друг друга, нам стали активно продвигать свои «демократические ценности».

«Окультуривание» простиралось на самые отдалённые от производства области, как то: воспитание детей и секспросвет. У них, например, можно было получить в подарок красочные детские книжки, где в полный рост красовались обнажённые мужчина и женщина с акцентом на гениталии, и нам, беспробудно отсталым, терпеливо внушали, что дети с самого раннего возраста должны естественным образом познавать своё тело и прочие премудрости, которые природа предусмотрела для продолжения рода.

Поэтому родители дома должны ходить голыми, не стесняться трогать друг друга за интимные места, чтобы дети приучались видеть в этом проявление любви, а не всякие глупости.

Как бы между прочим, в курилке, сотрудница отдела дала мне почитать «очень полезную книжку» «Как стать хорошей плохой женой». Это оказалась учебно-методическая литература, написанная заслуженной проституткой на пенсии. Основная идея: девочки, just a moment, я научу вас, как надо любить своих мужей, чтобы они от вас не бегали к нам.

Отдел межкультурных связей имел негласную власть вмешиваться во все производственные процессы и отношения между людьми. Их побаивались сами американцы, а сотрудников с нашей стороны они опутывали сетями так сладко, умело, и, в конечном итоге, многие из наших незаметно попали в зависимость.

Первым делом янки скупили апартаменты для своих сотрудников: разумеется, за счёт компании – читай, за наш счёт. Скупали целыми этажами – в лучших домах города. Сносили перегородки и скоростными темпами устраивали двадцать пять звёзд. Для нас, тогда еще не знакомых с понятием «евроремонт», это был взрыв мозга. Кстати, для самих американцев, инженеров средней и старшей руки, проживающих в этих апартаментах свою вахту, тоже. В своих палестинах им такое не снилось. Жили они гораздо скромнее, в чём сами охотно признавались.

Мне и моей семье довелось пожить в такой квартире несколько месяцев, пока мы перестраивали своё жильё. Что я вам скажу! Полный фарш – от иголок-булавок до самой дорогой в мире бытовой и оргтехники. Холодильники, забитые деликатесами. Морозильные камеры, доверху наполненные стейками – в каждой из них спокойно могла поместиться целая лошадь. Упаковки консервов, воды и пива в кладовой. Челночный «Боинг» доставлял продукты питания американскому контингенту прямиком из австрийских сетевых маркетов. По нечётным дням.

В таких апартаментах было всё, чего мы себе и представить не могли в загибающейся от удушья стране: стиралки и сушилки с огромными барабанами, посудомоечные машины и прочая бытовая техника, массажёры, тренажёры, электрощётки для чистки зубов, одежды и даже почёсывания спины. Всё это давным-давно не диво для нас, сегодняшних, но в 91-м мы попали на другую – ослепительную – планету. Причём, внезапно, без предварительных ласк. Немудрено, что снесло крышу.

Помню оглушительное впечатление, которое произвели эти заморские «чуды-юды» на моих родителей. Они приехали нас навестить. Отец, уже после двух инсультов, всё восклицал: как возможно на всё это заработать?! Он так и остался жить всеми помыслами в СССР, которого больше не было.

О, yes, заработать на всё это никак невозможно. Но за чужой счёт – легко! Наши «партнёры» ни в чём себе не отказывали. Не просто дорвались до вожделенной халявы: скучный, банальный грабёж им давно приелся – в других странах, которые отдавались им по щелчку пальцев.

А здесь! здесь победа ковалась трудно и долго: десятилетия, помноженные на миллиарды денег. Они налетели на нас, как цунами, будто знали, что это ненадолго, и надо хватать как можно больше. Будто мстили за то, что мы так долго не давались. Рвали беззастенчиво, нагло, не снимая с лиц картонные американ смайлз – а мы при этом радовались, принимая их за благодетелей.

Если бы меня саму миновал этот сон разума, ни за что не поверила бы, что такое возможно.

Продолжение на следующей странице