Заявка на Кошары. Частный сектор, дома здесь в основном неновые. Наши богатеи, похоже, сюда ещё не добрались.


Крупный мужчина, плечи, что два кузнечных молота, длинная борода загнулась, когда он прижал подбородок к широкой груди, взгляд исподлобья. Я отодвинул переднее сиденье, иначе бы пассажир не поместился… Тронулись.

— Вот здесь давеча дрон летал, — он поднял взгляд к потолку машины. Мы с внучкой вышли вечерком во двор, а он летит. Такой, как самолёт. Крылья широкие, и гудит, как мопед. Мы его по гудению и вычислили.

И тут у нас рядышком экипаж стоит с пулемётом, как давай строчить по нему… Мы аж присели. И лупит, и лупит. И никак не попадёт. А дрон развернулся и на нас, ну и на пулемёт тоже полетел. Мы с внучкой бегом на крыльцо. Оно у меня под навесом. Стоим, глазеем.

— И не боялись?

— Чего? — он наклонил голову ко мне.

— Не боялись, говорю?

— Аааа, не боялись. Под навесом же. Да и видно его. Если бы на нас спикировал, успели бы в дом забежать. И тут вслед дрону что-то как ширкнуло. Ракета, может, ПЗРК. И взрыв в небе. Достали его таки.

— И часто у вас так?

— Чего?

— И часто у вас так, говорю?

— Частенько. Последнее время, почитай, каждый день лётают. И раньше лётали, но не так часто.

Один в машину моего соседа попал. В мотор. Так передняя часть машины просто испарилась. Ни колёс, ни капота. Зато задняя часть, ну по панель водительскую, как ничего и не бывало. Даже не отбросило.

Мы потом какие железки хотели найти. Где там! Испарились, точно. Так вот, его дом от осколков машина защитила, а мой — нет. Посекло весь. Стёкла повыбивало, крышу шиферную поломало.

Потом от администрации ребята пришли, ремонт начали. Говорят, контур закроем, а внутри после войны доделаем. Счас некогда. Но если есть кому ремонт делать, вы нанимайте, мы оплатим. Хорошо, у меня подруга — маляр. Я ей сказал, она посчитала, и всё привезли.

Причём у меня дом же деревянный, ещё из того, дореволюционного дерева. Его в разборном виде из Валуйского района привезли. Так он при взрыве подпрыгнул, по брёвнышку раскатался и снова собрался. Всю штукатурку, как метлой, смело. Так, посчитали шпатлёвки пять мешков.

А как начали делать, я вожу и вожу. Они на меня смотрят, думают, наверное, что я её продаю. А куда продавать? Мешков пятьдесят ушло. Весь дом, почитай, заново пришлось обновлять.

— Досталось вам …

— Чего?

— Говорю, досталось вам.

— Ага. Досталось. Так и меня же тоже посекло. Я же и глухой из-за того дрона. Он метрах в десяти разорвался от меня. Перед двором, считай. Шрамы до сих пор не все зажили. И контузия тогда приключилась. С той поры плохо слышу. Болячки-то что, затянутся, а вот слух так и не восстановился. Так что ты говори громче.

— Понял. А мы приехали.

— А, точно. Быстро мы. Ну, бывай, — он протянул ручищу — десертную тарелку.

Чуть с опаской пожал. Рукопожатие вышло крепкое, но без вредительства. С уважением.

На этом и расстались.

Последний сантехник

Плюхнулись на заднее сиденье. В рабочей робе, но чистые. Поздоровались. Один моего возраста, другой, может, чуток помладше. Поехали.

Тот, что помладше, сразу заговорил:

— Мы вообще на своей машине мотаемся. У нас «Гранта», старенькая, но ездит. А сегодня водитель заболел. И нас на такси отправили.

— И куда вас отправили?

— Представляете, дрон в дом в наш влетел. Ну, нашей управляющей компании. Прямо в нижнюю часть, под окнами. Так там лестница в подвал. Так она отошла. Дырень в хоккейные ворота. Говорят, лестницу надо подремонтировать. А что там ремонтировать? Там менять надо. Там с полметра между стеной и лестницей. Там косметическим ремонтом не отделаешься.

— А меня, представляете, на Новую жизнь отправили, — подключился второй. — Вот, посмотрим здесь и туда надо как-то добираться. Наверное, снова такси.

Там в пятиэтажку дрон на крышу спикировал. Хорошо, дырка несквозная получилась. Сантиметров пятнадцать глубиной. Надо её замазать. Раствором. Это дело несложное. Замажу.

Но вот что обидно. Почти каждый день где-нибудь что-нибудь замазываем, заливаем, ремонтируем после дронов этих. Рискуем же каждый день. А зарплаты кот наплакал. И добавлять не хотят.

— А мы, между прочим, последнее поколение слесарей, строителей и сантехников в стране. У меня вот напарник Андрей, вот он сидит, он строитель. А я сантехник. Я молодой считаюсь, а мне шестой десяток. У нас ещё дядя Коля есть, так ему за семьдесят. Он, конечно, дока, всё, что руками можно сделать, всё сделает. Но старый он. А Андрею — полтинник. Он у нас вообще самый юный. Уйдём мы, и кто будет дома обслуживать? Нет молодёжи. Не хотят к нам идти.

— А набор-то есть? Объявления размещают?

— Конечно, размещают. На «Авито» висят, да что толку. Не идёт народ. Молодёжь не хочет в канализации копаться. И деньгами не заманишь.

— Если бы ещё это деньги были. А то платят слёзы. И, что обидно, подкалымить не дают. Я вот недавно одному батарею ремонтировал. Текла она. Разобрал, собрал. Ну, заплатил он. Так я же не во вред работе ремонтировал. Как раз свободная минутка выпала. А этот … нехороший человек… потом взял и меня же моему директору и заложил.

— И что директор?

— Что директор?.. Оштрафовал меня на двойную сумму. А я же со своей суммы ещё и с напарником поделился. Так что получилось, на четверную он меня дёрнул. И вот скажите, будет у меня после такого желание на фирму спину рвать?

— Думаю, не особо.

— Вот вы правильно понимаете. А директор не понимает.

— Лестницу эту… Дал же задание… Ну что там с нею сделать можно?

— А что там, люди не пострадали?

— Машины посекло знатно. Одна так перед крыльцом до сих пор стоит. Белая. Дырки в ней. И стёкла повылетали. А на кузове кровушка каплями разбрызгана. Видать, кого-то задело. Во, а мы приехали! У шлагбаума остановите.

Я подвернул под полосатую перекладину.

— Спасибо за доставку. Ну, пойдём мы на эту лестницу, будь она неладна, смотреть.

— Бывайте, ни гвоздя, ни жезла!

— И вы там под дроны не подставляйтесь.

— Что мы, дурнее паровоза?

Дверцы захлопнулись, и последние в России специалисты-работяги отправились смотреть на лестницу. А ведь они не преувеличивают. И правда, не хочет молодёжь в сантехники идти. И что тут делать? Неужели и сюда гастарбайтеров приглашать? Ох, не хотелось бы.

Два друга с СВО

Толстые губы, усы щёткой, уселся осторожно. Спросил разрешение отодвинуть переднее сиденье. Да, пожалуйста. Вежливому никогда не откажу. Без напоминания пристегнулся. Вот же… Все бы так! Не пассажир, а подарок! Ехать минут пятнадцать. Тронулись.

— А что, эсвоошников часто возите?

Я покосился на мужика. Взгляд незамутнённый, вроде вопрос без умысла.

— Случается. Город-то, считай, прифронтовой.

Он вздохнул:

— Это да. Прифронтовой. У меня друг недавно умер на СВО.

— Погиб?

— Нет. Именно умер. Он в Чечне воевал. Танкист. Ну, и сюда, на Украину, мобилизовали. Три раза ранен был. Деньги получал, как положено. Квартиру купил, обставил. Потом машину. У него прямо по расписанию. Ранение, госпиталь, отпуск. И так три раза, представляете?

После третьего раза его уже все отговаривали возвращаться на войну. И жена отговаривала. У них двое детей. Вполне мог инвалидность оформить и остаться. Ему в больнице так и предлагали. А он отказался, представляете?

Сказал, ребят подвести не могу. И ушёл. А вскоре в гробу привезли. Через месяц, по-моему. Залез в танк и сердце отказало. Умер прямо в танке.

Сказал, чтобы не молчать:

— Да уж, судьба у человека, видно, такая.

— Это да. А другой мой друг вернулся. Правда, после ранения. Он в блиндаже спал, а в блиндаж дрон «Баба-яга», не знаю уж как, сброс сделал. Ну и загорелся блиндаж. Друг выскочил, но обгорел сильно.

Несколько раз потом операции делали. Сейчас кожа на лице розовая, как у младенца. А рука сгорела до кости. Так и не заживает. Сочится, представляете? Надо лечиться же…

А он, честно говоря, пьянствует постоянно. Ну и не лечится. Врачи на него даже какую-то бумагу накатали, мол, не слушает наши рекомендации. Так и живёт. Рука обгорелая, работать не может. А пьянку не бросает. Говорит, у меня стресс послевоенный. Никак снять не получается. Вот как сниму, так и пить брошу. Представляете?

Я кивнул. Представляю, конечно. Не он первый, не он последний. Многие воевавшие через бутылку синдром снимают. Некоторые так и спиваются.

Он замолчал. Тут мы и приехали. Он вышел, а я задумался. Интересно, пассажиры всем таксистам такие истории рассказывают? Или только мне, будто чувствуя, что я их потом запишу, и они потом в свет выльются? Хотя нет, сомнительно… Скорей всего, всем они так рассказывают. Вряд ли я какой-то особенный.

Но вот записывают не все.

Сергей Мильшин