Походка нетвёрдая, но двигался в целом уверенно. Уселся позади. Лет тридцать, коротко стрижен, остронос, невысок, резковат в движениях. Тронулись.


— Слышь, отец, ты не смотри, что я выпил. У меня повод.

— Да я не смотрю.

Действительно, что, я выпивших не видел?

— Я сегодня оттуда приехал, из-за ленточки. Ну, вы поняли.

— С войны?

— Ну да. Только её никто войной не называет почему-то. СВО. Хотя это война. Я оператор дронов. Лично тридцать человек сжёг. Не, не человек, тел. Они для меня не люди. Лично! Сам! Тридцать тел! И ещё буду жечь! Пока всех не сожгу. Сколько смогу, столько и буду жечь! А знаете, почему?

— Почему?

— А потому что нелюди они. Мы в Марьинку заходили, так там, в подвале в одном, женщины лежали. Убитые. Так не просто убитые, а замученные! У них половые органы и груди вырезаны.

Сначала насиловали, сколько могли. А потом вот так вот… Живых ещё! Для них мы — все, кто по-русски говорим, не человеки. А не знаю, кто… Они нас ненавидят с рождения.

И это они так с украинками! Местные бабы, просто по-русски говорили! А если они к нам придут?! Вот как в Курскую область. Я там не был, но тоже ребята рассказывали, что творили.

Если вам будут говорить, что это война несправедливая, мол, мы захватчики — не верьте. Мы за наших детей воюем. И потому я сам лично тридцать тел сжёг и ещё буду жечь. Сколько смогу.

— Фашисты они!

— Точно, фашисты! Даже хуже, бандеровцы! А мне в начале месяца назад. Немного отдохну и назад.

— Вы по контракту?

— Да, по контракту. Я оператор дронов. Я хорошо управляю. Я лично тридцать бандеровцев сжёг. И ни одного не жалко. Ни одного! Потому что нелюди! Вернусь, снова буду жечь. Пока всех не сожжём. Вот, отец, сейчас говорю, а у меня внутри всё трясётся. Как вспомню тех женщин… Тридцать сволочей лично уничтожил. И буду уничтожать, пока дышу.

— Вам около подъезда остановить?

— Не надо к подъезду. Здесь остановите, на углу. Если вам не понравилось, что я говорю, вам в тот подвал надо заглянуть. Тогда вопросов не будет.

— У меня вопросов и так нет.

— И хорошо, отец. Я тридцать человек сжёг. Нет, не человек, врагов!

Пошатываясь, он выбрался из машины. Свернул за угол дома.

А я ещё долго не мог отойти от этого монолога. Столько в нём обнажённой, неприкрытой боли! Столько в нём искренности и ужаса от происходящего…

Дай тебе сил, парень, выдержать всё и человечности не потерять! И нам дай Бог выдержать!

Защитник неба

Сел на переднее сиденье. Пьяненький, пухлощёкий. В пакете звякнуло. Сразу протянул широкую ладонь. Я ответил, косясь на синий шеврон.

— Не пойму, что за служба?

— Казаки мы. Под Головино стоим. Небо наше охраняем…

— БАРС?

— Он самый.

— Белгородский?

— Не. Я издалека. У нас там сборная солянка. И белгородские тоже есть. Небо охраняем.

— А из чего охраняете?

— А из всего, что стреляет. От «калашей» до «Панцирей».

— «Панцири» у нас тоже под городом стоят.

— О, значит, знаете. Но в основном, конечно, пулемётами работаем и из охотничьих. Но я на пулемёте. Ружьём не особо умею.

— А к нам надолго?

— Нет. Два дня дали. Отдохнуть, помыться, стресс снять. А то в посадках надоело уже. Второй год по блиндажам… Надо стресс снять.

Вот, в гостиницу поселился, а сейчас в баню еду. Надо отмыться, отдышаться… Слушай, а по дороге пивная будет? Я бы пивка ещё взял.

— Полно пивных по дороге. Остановлю ближе к баньке.

— А город у вас красивый. Мне понравился…

— Спасибо, нам тоже нравится.

На повороте у столба сидел очень пьяный прохожий. Голова опущена, держится за шершавый столб. Вообще, очень редкая картина для Белгорода. Но вот попался такой.

— О, — оживился казак. — Нам бы такого на передок. Живо бы перевоспитали.

— А что, у вас не пьют?

— Сухой закон. Я сам год ни капли во рту не держал… Признаться, даже не вспоминал. Не до того было. И этого бы научили.

У магазинчика он выскочил. Минут пять, и довольный казак, прижимая к груди две баклажки, снова плюхнулся на сиденье.

— Да, стресс у вас, видно, серьёзный.

— Что есть, то есть… О. Вот она… банька. Останови тут.

Я развернулся перед крыльцом банного комплекса на Соколе.

— Ну, удачи, мужик. Ни гвоздя тебе…

— И тебе удачи! И отдохнуть хорошо.

— Это я могу! — улыбка под густыми усами получилась искренней и наивной.

Хлопнула дверца, и защитник нашего неба неуверенной походкой шагнул к двери.

Ни клят, ни мят

Пассажир, усевшийся на переднее сиденье, показался мне знакомым. Но, как это часто бывает, где его видел, я сходу вспомнить не смог. Невысок, колени не достали до передней панели. Пожилой, за шестьдесят. Весьма важен, может, даже высокомерен. На меня не глянул. Хорошо одет.

Тронулись. Только набрали скорость, заговорил.

— А вот вы знаете, молодой человек, что такое хорошая ткань?

Вопрос удивил. Вот о ткани как-то ну совсем не в тему. Ни о хорошей, ни о плохой.

Слегка пожал плечом. А что тут отвечать?

Он жест принял.

— Вот и большинство так. Потому покупают самую тонкую бязь в постельных наборах. Потому что дешевле. А я шил постельные наборы из отличной ивановской бязи. Да, она дороже. Но зато купите такую, и лет на десять хватит. Как минимум.

— Что, прогорели?

Он впервые повернулся ко мне. Взгляд показался недобрым.

— Не прогорел, как вы изволили выразиться. Просто времена нынче сложные для бизнеса. У меня цех одно время работал по пошиву. «Газель» есть. Я наборы по районам возил. А что сейчас?!

— А что сейчас?

— А сейчас цех пришлось распустить. Нерентабельно. По районам тоже не езжу. Половина под обстрелом. Какая уж там торговля? Боятся люди. И водитель мой ушёл. Тоже боится. Я ещё какое-то время пробовал готовыми наборами из Иваново торговать. Не пошёл товар. Да, дороговато. Но качество!

— И к чему пришли?

Он поёрзал, хитро улыбнувшись:

— Давно мечтал о такой работе, чтобы ни клят, ни мят. Чтобы голова ни о чём не болела. И зарплату фиксированную платили.

— Нашли?

— Нашёл, — он торжествующе глянул на меня. — А вот где, говорить не буду.

— Как хотите.

— Вот, у арочки остановите.

Я повернул руль.

Выходя, он повернулся другим боком, в ухе белел наушник.

Вспомнил, где я его видел! В нашем супермаркете. Тележки с недавнего времени возит. Он и там выглядит таким же важным. Ходит неспешно, руки — за спину. В ухе наушник. Взглядом не встретится. Смотрит сквозь людей, словно они прозрачные.

Зато, возможно, человек нашёл свою работу. Ту, на которой ни клят, ни мят и зарплату вовремя платят. Переждёт войну, и снова цех его заработает, а «Газелька» по районам начнёт постельные наборы возить.

А что, многие сейчас ждут…

Сергей Мильшин