Николай сегодня решил в гроб загнать - меня аж поплющило от истерики. Выкладываю одним постом.




Недавно друг из АТО вернулся, такое рассказал… Будто темной ночью, когда солдаты ВСУ забываются тревожным сном алкоголика, а сепары обстреливают свои микрорайоны, по пустым донецким шляхам едут караваны белых фур.
За рулем фур сидят мертвецы в ватных куртках. Фуры едут почти бесшумно, и в это время дорогу накрывает туман, да такой плотный — как молоко. Радары и спутники эти фуры не видят поэтому. А кто пытается фотографировать, того блокируют сразу во всех социальных сетях.
А нагружены фуры каждый раз по-разному. То паспорта российские везут и балалайки. А то мертвецов, груз «200». Если солдат эту фуру ночью увидит, никогда не живет как прежде. Кто сразу в волонтеры уходит, кто в Италию сортиры мыть, кто депутатом становится. Но большая часть по ночам ссаться начинает неудержимо.
Так вот: поставили роту 69-й горно-равнинной дивизии на н-ский блок-пост: дорогу охранять Ну. чтоб кадыровцы и буряты из окружения не вырвались.
Легли спать солдаты, а Богдан — ну, тот, хлопец со Жмеринки — на караул стал.
Стоит Богдан час, другой. Вдруг, смотрит: туман на блок-пост ползет. А из тумана, глядь, фура выкатывается белая. Огромная, страшная. От нее могильным холодом тянет.
Поравнялась фура с Богданом, окно водительское открылось. Из него высовывается водитель — морда знакомая. Весь такой седой, похож на директора школы. И говорит водитель Богдану на каком-то странном языке.

— Підкажіти, а як прiiхати до Дiнецька?
— Куди?
— У Дiнецьк. Це гiрiд таке. Или в Гiрлівку?
— Що везете?
— Бiмбу.
— Бомбу?
— Та ні. Я пiшутил! Так мiжна прiiхати чи ні?

Смотрит Богдан, а с водилой в кабине еще один сидит — дородный такой, представительный. В галстуке. Как профессор. Смотрит на солдата, усмехается.
И от этой страшной ухмылки жутко стало воину. Но тут Богдан вспомнил о присяге, воинском долге, украинском лицарстве, собрал последние силы и ответил:

— Гони 50 гривень і їдь собі!

Засмеялся седой, пошептался с напарником. Высунулся к Богдану.

— У, кровосiс… На, держи!

Дал водила Богдану 50 гривен, и фура и растворилась в темной донецкой ночи. А Богдан стоял ни живой, ни мертвый. Знай только про себя бормотал: «Слава Украине, Слава Украине, Слава Украине!».
Утром вышли из блиндажа побратимы, а у всего подразделения шапки пропали. Вот вчера были, а куда сегодня делись, никто не знает. Побежали они к Богдану, спросить побратима за те шапки, а он весь седой стоит.
— Братцы мои, — говорит. — Мне ночью такое привиделось… Будто Янукович вернулся…
А в руке у него зажата бумажка. Да так крепко зажата, что насилу всем блок-постом разжали ему пальцы. Смотрят, а там лежит один доллар. И тот фальшивый.
А на следующий день блок-пост сепары взяли. Всех побратимов убили, а Богдана отмудошили, да отправили в Донецк, в рабство департамента ЖКХ. Побои, сказали, будешь отрабатывать.
От таки дела.

50 оттенков сепара. Истроя про Надьку наводчицу-вертолечицу

Недавно друг из АТО вернулся. Выпили, посидели. Он рассказал историю — божится, что все чистая правда. Жила, короче, на Житомирщине одна дивчина. Да такая страшная, что ее не только замуж не брали, но собаки поднимали вой, когда она шла в сельпо за солью и спичками. В общем, не было в ее личной жизни никакого эротического просвета. Пока не случилось ней вот такая история.

Надя — так дивчину звали — пошла добровольцем в батальон «Донбасс», который сейчас героически защищает Крещатик от зрадников. Но в те дни стоял тот батальон на Донбассе.

В то время украинская армия тяжелые времена переживала, не то, что сейчас. Тогда снаряды к пушкам выдавали по разнарядке: столько-то на школу, столько — на детский садик, а что останется, всадить в больницу. И не дай Б-г промахнуться! Затаскают по СБУ.

Но армия придумала пускать в сепарские города своих наводчиков, которые переодетые в ватники бродили возле школ и больниц, да корректировали артналеты. Чтобы ни один снаряд зря не пропал. Надька, само собой, на эту работу добровольно вызвалась. Хочу, сказала, побольше ваты истребить.

Так и прозвали ее за это рвение: Надька-налетчик.

Да только недолго она корректировала. Схватили ее саперы, помяли немного, притащили на подвал, допросили. Потом хотели изнасиловать — у сепаров так положено. Да вот тут загвоздка вышла: никто не решался.

Тот сепар, что спичку вытянул, сказал, что он лучше на танк без гранатомета нападет. А тут он трусит, и нечего ржать. Потом пришел чеченец, который вечно своими сексуальными подвигами хвастался. Да тоже не смог, оробел. Видел, сказал, много разного. Но тут не могу, не тот случай.

Загрустили террористы. Как же это будет ходить корректировщица неизнасилованная? Засмеют соседние подразделения.

А Надька видит, что приссали колорады, хохочет над ними.

Тут выходит из толпы мелкий такой, невзрачный сепар. Дайте, говорит, я попробую.

Надька еще громче смеется: куда тебе, клоп! Тут и смелые испугались, а ты-то куда лезешь?

А ничего, сказал тот сепар, мал золотник, да вонюч! Ты, голубушка, еще первой моей жены не видела. А уж про вторую и говорить страшно, не то, что представлять. Потом сепар попросил принести ему бутылку водки и дать двух товарищей в помощь.

Выпив всю водку с двумя собутыльниками, сепар ногой распахнул дверь Надькиной камеры. Уставил на нее пьяные, налитые дурной кровью глаза, заорал.

Ты, говорит ей, курва, почто бутылку самогона в раковину вылила? Да как даст ей в ухо! И продолжает: а заначку, заначку кто из ватника вытащил, а? И тут же во второе ухо — на! А с Сенькой Косым кто на 23 февраля обжимался на складе унитазной арматуры? А?! Н-н-н-а!

И тут Налетчик-Надька почувствовала (…вырезано цензурой…). Его рука опустилась (…вырезано цензурой…). Зубы сомкнулись (…вырезано цензурой…) указательный палец (…вырезано цензурой…) к нежной (…вырезано цензурой…). И вот наконец он (…вырезано цензурой…). Дразнящий, медленный ритм и краткие мгновения (…вырезано цензурой…). Опьяняюще (…вырезано цензурой…) фрикции, которые заставили затрепетать (…вырезано цензурой…). (…вырезано цензурой…) упала на пол в полном изнеможении и сладостной неге.

В результате Налетчик-Надька с тем сепаром поженились. Детей наплодили — страшных, как черти. И ничего: детки уже в школу кикбоксинга записались, чтобы айфоны отжимать было легче.

Время от времени Надя покупает сепару бутылку водки. Режет сальце и соленый огурец, наливает в алюминиевую миску жирного борща — непременно с чесноком и черным хлебом. Рядом ставит запотевший стакан. И говорит:

— А давай… как в тот день, когда мы познакомились, а?




Недавно друг вернулся с АТО, рассказывал историю. Насели на них как-то кадыровцы с удмуртами, головы поднять не дают, аж земля от залпов чебурашек плавится. В добавок ко всему под вечер накрыли залпом "Ярсов". А там у каждой ракеты десять разделяющихся боеголовок с ядерными зарядами. Но мы крепко стояли и ни одного сантиметра родного котла сдавать не собирались. И вот прилетела к нам в окоп "Булава", да не разорвалась - рашистская вата детонатор взвести забыла. Пригляделись мы, а на той булаве надпись "чем смог, тем помог. Слава Украине". С нами был один вояка - Тарасом звали, здоровенный чёрт, метра под четыре ростом, кулак с мою голову. Он раньше ракетчиком служил, так быстро разобрался, нужные провода на булаве замкнул и детонатор взвёл. Потом покушал, помолился в путь, надел батины шаровары, взвалил булаву на плечи и побежал с ней в сторону сепаров с каждым шагом ускоряясь. Больше мы его и не видали. Только потом знакомые рассказывали, будто Тарас тот в ростовском Магните охранником устроился.




Источник