Так начинается почти любое мое детское воспоминание. Однажды мы с братом покрасили зеленкой белого кота. Однажды, мы с братом побрили бабушкину шубу. Однажды мы с братом построили лучший в мире шалаш. Однажды мы с братом пытались спрыгнуть с балкона на зонтиках, чтоб как Мэрри Поппинс. Однажды мы с братом взорвали ванну.

Однажды мы с братом поссорились. Сейчас я уже и не вспомню из-за чего, но обида была крепкой. В запале ссоры мы решили, что не будем говорить друг с другом сорок лет. Это было первое утро из 14610.

А потом мы ездили купаться на папиной «копейке» цвета кофе с молоком, ели арбуз, слушали радио про гитариста Витюшу, но все так же не разговаривали. А потом пошёл дождь, и мы поехали домой.

Тогда ещё не было никаких автокресел или бустеров, да и вообще, правила перевозки детей в автотранспорте были гораздо мягче. Поэтому брат просто сел на заднее сидение, а я, поскольку с ним не разговариваю, села вперёд. Мы почти доехали до дома, когда папа вспомнил, что надо купить молока и хлеба. Ливень стеной, поэтому нам он разрешил остаться в машине, припаркованной на обочине возле магазина.
Мне нравилось смотреть, как дворники чистят лобовое стекло, а через секунду оно вновь становится мутным от потоков воды. Видно — не видно, видно — не видно, видно — не видно, такая веселая игра, как из мультика про пластилиновую ворону. Я обернулась посмотреть на брата, а дальше все было как в замедленной съемке.

Прямо на нас неслась красная машина. Она сигналила, но что могли сделать двое шестилетних детей?

Удар был очень мощным. Брата прижало к мягкой спинке переднего сидения, а меня впечатало лицом в бардачок. Так впечатало, что несколько зубов разом я потеряла, очень потом переживала, что зубная фея их не найдёт.

Потом всё, как в тумане: откуда-то появилась тётя Ира, мамина подруга, приехала скорая, вокруг нас была толпа людей, папа держал меня на руках, брат сидел в луже и кричал.

Он кричал: «Даша, не умирай! Я отдам тебе все игрушки! Я никогда не буду с тобой ссориться! Я умру вместо тебя! Даша, не умирай!»
Умирать я совсем не собиралась, хотя выглядело всё, наверное, жутко: крови было целое море, я помню, что даже лужа под нашими ногами была розоватой.

Было не то, что бы больно. С велосипеда падать больнее. Было не то, что бы страшно. Прыгать с гаража на гараж страшнее. Было, как не со мной.

Но сидящего в луже брата, который кричал: «Я умру вместо тебя!» — я запомнила навсегда.

Однажды, мы с братом выросли. У него появилась своя семья, у меня своя, мы стали очень редко видеться. Он стал большим серьёзным дядей, я — небольшой несерьезной тётей.

Но с тех пор мы больше никогда не ругались на сорок лет. Потому что вдруг появится красная машина.