Довелось тут на днях встретиться с немецкой медициной — просто взахлеб, прежние встречи были мимолетными. Решил записать впечатления, может, кому-то интересно сравнить, натолкнет на размышления,— делится личными впечатлениями россиянин, живущий с семьёй и работающий в Германии.

Дело-то насущное — медицинское обслуживание. Если общий итог: мне показалось, что при нашей, далеко не совершенной медицине, у нас бы все произошло поскорее и без мытарств. Это я сужу по опыту моего родного города — подмосковного Жуковского. Ну, может быть, пришлось кому-нибудь сунуть немного денег… Тут как раз меня поправят. И еще одна особенность немецкой медицины — трудно найти человека, принимающего решения. Оно принимается не сразу, по-возможности, коллегиально и каждый шаг обставляется кучей бумаг – для отмазки, в том числе, и от суда. словом, кому интересно — читайте, комментируйте.

У дочери (7 лет) внезапный абсцесс на голени, замеченный с вечера — величиной с ее кулак. Ясно — надо к врачу и почти ясно даже без врача, что без вскрытия не обойтись. У детского нашего врача пасхальные каникулы, к заменщику переться хрен знает куда, и все это для того, чтоб он глянул и дал направление в клинику. Не поперлись, нарушили порядок, жена решила, что попробует объяснить в клинике, куда без направления от домашнего врача не принимают.

Поутру поехали сразу в детскую поликлинику медицинского центра университета, там есть все для всякой болезни. В начале десятого утра мы заявились в регистратуре. Жена объяснилась, ее объяснениям вняли, и мы стали ждать дежурного врача. Врачи у них почему-то на месте не сидят — все бегают. Через, примерно, минут 40-час нас вызвали, пришел молодой обаятельный парняга (все врачи, которые нас принимали, были очень молоды), пожал всем руки и начал первоначальное обследование — пощупал, послушал, взяли с сестрой кровь из пальца и заполнил по расспросам длинную карту-анкету. Таких же примерно карт мы заполнили еще штук пять у разных врачей. После подробного осмотра был вынесен вердикт: нууу… это абцесс (а то што же!), его, скорей всего (!!), нужно оперировать, но решать это не ему. А кому? А решать это должны хирурги, которые находятся в другом отделении/клинике, куда нам надо будет самостоятельно переместиться. Вот они и решат, что с нами делать. Отделение называется Унфальхирургие, по-нашему — травма, оно общее и на детей и на взрослых. Вот только перед отходом надо, говорит, еще иголку в вену вставить, будет операция не будет, а иголка пригодится для загона лекарств.

Иголку в вену пришел вставлять отдельный врач — «врач Иголкин». Может, он и еще что-то умеет, но нам он только иголку вставлял. Он был тоже молод, бодр и приветлив, но с первого раза в вену не попал, со второго тоже. Вместе с пожилой сестрой они тыкали сначала в одну руку (в запястье) потом, решили потыкать в другую, в другую получилось. Дочь все это время визжала, истыканная иголками.

После этого мы пошли в травму – это отдельное здание, которое нашли не сразу, потом еще внутри долго искали нужное отделение, медики куда-то указывали, но то ли сами точно не знали, либо это было так не просто, что воспользоваться указанием не представлялось возможным. За два дня нам ни разу с первой попытки не удалось найти нужное отделение/клинику. Медицинский центр универа – это гигантский комплекс, целый город с десятками зданий, они все, конечно, пронумерованы, но как-то странно: возле номера 3 может стоять сразу почему-то номер 46, логика никому неизвестна. Да еще и корпуса…Чистый лабиринт Минотавра. Все это можно выучить лишь, проработав здесь всю жизнь, да и пока запомнишь, все перестроится… Причем огромное количество указателей только увеличивают хаос и дезориентацию. Один раз нам правильно указал дорогу пожилой вахтер. А в другой раз врач скорой не знал, что отделение хирургии находится этажом выше…

В травме, после ожидания, вышел юноша-врач, бегло осмотрел дочь, но зато долго и сосредоточенно стучал на компе, заполнил несколько бумаг и, наконец, сказал, что, по его мнению, операция нужна, но окончательно решает не он, а тот, кто будет делать операцию, а его пока нет, но он скоро придет. И ушел. Времени было уже около 2-х пополудни, дочь хотела есть, мы тоже, но поскольку дочери, возможно, предстояла операция, есть ей было нельзя, так сказали. Мы из солидарности тоже не стали. Наконец пришел «делальщик операций», как мы поняли, тоже молодой, с вывеской «Оберарцт» на лацкане, и вскользь посмотрев на бумаги, дочь и в компьютер, сказал, что операция определенно нужна, но когда она будет он сказать не может, возможно, и поздно ночью, надо ждать. И, наконец,— сказал оберарцт,— окончательное решение о возможности операции принимает все же не он, а анестезиолог, поскольку у нас случай тяжелый, дочь еще болела гриппом, кашляла, а это опасно. Поэтому сейчас мы должны пойти в стационар детской клиники, ничего там не едим, ждем анестезиолога и его приговора…

Тут мне захотелось уже дать ему по башке, наверное, от голода… Жена еще спешила на работу, а я боялся остаться один с дочерью и со всеми этими врачами и лабиринтами, поскольку не так уж хорошо понимаю медицинскую лексику, да и тараторливую речь медиков. Она-то выросла здесь и то переспрашивает…

Потом мы долго искали стационар, нашли-таки, нам дали палату вместе с китаянкой и ее дитём. Жена должна была идти на работу, дочери вставили капельницу, и мы с ней остались дожидаться анестезиолога. Дите китайское мелкое, что-то у него болело, почти постоянное орево — и дите орет, и мать китайская тоже орет, дурдом, только китайский. И нам с дочерью никуда не выйти, хоть во дворик — от капельницы на жестокой железной подставке с компьютером не отойдешь. И так несколько часов веселой китайской жизни, а главное, окончательно не ясно – будет операция или нет. Наконец, пришел юноша-анестезиолог, опять заполнил кучу бумаг, заставил в них расписаться и сказал, что операция все же будет, но когда — он тоже сказать не может, надо ждать, может быть, и ночью, там очередь… И ушел.

У меня уже не хватало даже сил на раздражение, да и что раздражаться попусту, наверняка, они тоже все заложники системы, где никто ничего не решает, точнее — решает все сама система и должностные инструкции… Хотелось уже не столько дать кому-то в морду, сколько выпить водки и прилечь.

К семи вернулась жена. Операцией пока и не пахло, дочь истомилась, сидя под капельницей целый день, я поехал домой. В 10 часов вечера, через 12,5 часов после обращения в больницу, операции еще не было и когда будет не говорили. Я ждал звонка жены, но потом лег спать, потому что был болен, а последующие события мне уже рассказала жена.

Примерно в 11 вечера зашла сестра стационара и пригласила на операцию. Точнее, сказала, что операция все же будет сегодня, и их ждут в операционной, и как всегда «объяснила как дойти» — это через полгородка. Еще дала несколько папок с документами с собой, и жена покатила дочь сама на коляске в операционный корпус. Сестра объяснила короткую дорогу, но дневную – сквозь корпуса, а был уже двенадцатый час, многие клиники и проходы закрыты, пришлось идти в обход, с направления сбились, спросить просто не у кого — темные здания, никого уже нет. Наконец, проплутав минут 40, подошли к нужному корпусу и нашли операционную: огромное пустое пространство в каком-то подвале — и никого нет. Жена опять засомневалась, что туда попала, спросить не у кого. Наконец, откуда-то выскочила операционная бригада, и очень удивилась, что пациенты опоздали.

Ну-с, операция не такая уж сложная — вскрыть абсцесс, прошла быстро, потом еще час ждали, пока дочь проснется от наркоза, да так и не дождались, но не сидеть же всю ночь в холодной металлической операционной, точнее предбаннике… И жена со спящей дочерью в коляске пустилась в обратный путь. И снова сбилась с дороги, даже вышла уже за пределы больничного городка — в город, потом вернулась, потом долго плутала и наконец уже в четвертом часу подъехала к стационару детской клиники…

Наутро была суббота и нам сказали, что врачи, которые должны решить нашу судьбу — оставаться ли здесь или ехать домой — подгребут только к 12-ти. Не знаю, каждый ли день у них так или только по субботам. К 12-ти действительно уже кто-то подгреб — молодая врачиха, но она оказалось, как обычно, решить ничего не может, она только осмотрела и что-то еще записала в бумагах, ворох которых рос. А чтобы что-то решить нам надо обскакать всех вчерашних врачей по кругу и, если не выпишут, вернуться в стационар. Если же дадут добро на выписку, то… пойти еще куда-то, показаться врачу там, забрать-передать-подписать какие-то документы, выписать рецепт, получить его по выписке в другом месте и, наконец, свалить — и все это при благополучном развитии событий.

Что ж… чувство обреченности на испытания сменилось уже таким коматозным состоянием безразличия, и мы двинулись в путь, пригнув головы из сопротивления судьбе… Описывать приключения второго дня подробно не стану, из всех этих больничных адовых кругов мы выкатились часам к 4-м пополудни, нервно хихикая от счастья, что не пришлось здесь еще раз переночевать. Легко отделались…

Как я предполагаю, в русском подобном случае решение по поводу несложной, по сути, операции принял бы уже первый врач, и он же ее бы и провел, если хирург.