Была у нас в Изюме такая шутка. 50 раз сходить в туалет – медаль «За отвагу», 100 раз – орден Мужества. Жили мы в административном здании, света и канализации не было, пользовались летней уборной – на улице. И если за кирпичными стенами чувствуешь хоть какую-то защиту, то снаружи – чистая лотерея. Только по расписанию украинские войска били по Изюму дважды в сутки – утром и вечером. А вне расписания — без счета.

В разных концах города рвались кассетные боеприпасы и ухали снаряды натовских гаубиц М777. Из развернутого под нами военного госпиталя в район обстрелов выезжали машины и вскоре возвращались с окровавленными гражданскими, которых оперировали тут же.

Я прожил так полтора месяца, когда казалось, что выезд на передовую – это отдых от артиллерийского террора, который Украина устроила Изюму. Погибших хоронили на импровизированном кладбище в лесу. Причем появилось оно еще до прихода наших войск.

Как, к примеру, могли оказаться жертвами российских пыток люди, погибшие в марте (о чем говорят даты на крестах), если город мы взяли в апреле? Да и вообще, зачем помечать следы своих преступлений крестами? Логичнее было сделать тайное захоронение, которое никто никогда не найдет.

А подобные стихийные кладбища я уже встречал – в Рубежном, Северодонецке, Лисичанске… Погибших от украинских артобстрелов хоронили во дворах многоэтажек, городских парках, за троллейбусной остановкой, у детской площадки, перепаханной чем-то крупнокалиберным.

Помню лесопосадки под Сулиговкой, заваленные трупами украинских солдат. Погибших было много, и представляли они страшное зрелище. У кого-то доставали документы из нагрудных карманов, но детальный осмотр никто не вел.

Долгие дни и недели они валялись в поле неприкаянные.

Российское командование по связи выходило на противника, предлагало гуманитарную паузу, гарантировало безопасность похоронной команде. Но в ответ получало только маты. На чисто русском, к слову, языке.

Их отказались забрать свои, похоронили чужие. Так в чем же нас обвинять?

Александр Коц


Вот это тело со свежей кровью и в чистых верёвках якобы достали из могилы в Изюме.

Смеяться не хочется, хочется плакать.
Кто этот убитый? Может, кто-то из тех людей, что доверчиво давали мне интервью и благодарили русских солдат?

Вот что важно: ни в Изюме, ни в Купянске не было страха перед русскими, который неизбежно возник бы, если бы те вели себя так, как украинцы. Мне откровенно говорили: ваши - нормальные, вежливые ребята, у тех зимой снега не допросишься. Я помню мелких пацанят, которые махали военным машинам (и обязательно надо было остановиться и дать банку сгущёнки или конфет).

Я помню, как я снимала всё подряд на рынке в Купянске, и меня приняли за украинскую корректировщицу, хотели вызвать полицию)) показывала удостоверение.

Не было страха перед русскими, понимаете?

Они - ВСУ - не могут представить, как это. Меряют по себе.

Анна Долгарева